«Дети приходят к нам любым путем, если мы этого хотим»

Решение об усыновлении

Моя история несколько отличается от историй большинства семей-усыновителей.

Сколько себя помню, я была чайлдфри. Мысль о том, чтобы родить ребенка и быть беременной, всегда приводила меня в страшный ужас. Я не видела себя мамой, поэтому моим единственным условием перед свадьбой с мужем, было то, что у нас никогда не будет детей. Муж поддержал это решение.

Но ситуация изменилась в 2016 году, через шесть лет после свадьбы.

Но при этом ужас перед самой физиологией процесса беременности и родов никуда не делся и я подумала, а почему бы не усыновить ребенка. Проскочила такая шальная мысль, я предложила этот вариант мужу. И он внезапно согласился.

Мы вернулись из отпуска и уже через месяц пошли в ближайшую к дому школу приемных родителей (ШПР). На мой взгляд, прохождение школы – это колоссальный опыт даже для тех семей, которые планируют родить своего ребенка. Там преподают важные вещи, полезные для всех. Ее нужно переименовать в школу родителей.

В нашей школе, например, упор делался на психологию ребенка и семьи. О том, что у детей бывают кризисы, что даже кровный ребенок может приносить огорчения и вести себя не так, как ты ожидаешь.

Встреча с сыном

Два месяца мы проходили школу приемных родителей, потом еще два месяца собирали все необходимые справки – это оказалось довольно просто. Затем к нам домой должна была прийти опека (органы опеки должны проверять жилищные условия кандидатов, прежде чем выдавать заключение – прим.).

Мы несколько боялись этого, потому что помимо пяти котов у нас живет порядка 16-17 змей. Но сотрудники, наоборот, обрадовались и сказали: “Здорово, ребенок будет как в зоопарке жить!” В итоге, мы получили положительное заключение [разрешающее усыновление] и начали поиск ребенка.

Конечно, мы, как и многие кандидаты в приемные родители, старались найти ребенка как можно младше, который недолго пробыл в системе. Но проблема оказалась в том, что в близлежащих регионах не было детей с группой здоровья выше четвертой – это тяжелая инвалидность. Я давала себе отчет, что не готова к такому. С одной стороны, это может быть стыдно, но с другой – осознанный и честный подход.

Тогда мы начали смотреть в уральском и зауральском регионах. Мы были готовы лететь даже в Магадан. Но совершенно случайно увидели фотографию ребенка из дома малютки в Екатеринбурге и буквально через два дня выехали к нему со всеми документами.

В самом доме малютки – куча детей. Все бегут, кричат: “Мама, мама!” Я не понимала, что делать, сердце просто разрывалось. К нам подошел наш мальчик – ему тогда было 1,7 года, а у него настолько скорбное лицо. Я начинаю рыдать, муж рыдает, а ребенок просто стоит и смотрит на нас.

Сначала мы к нему приходили просто познакомиться, чтобы он привыкал и мы узнавали его и сближались. Первое время сотрудники дома малютки наблюдали за нашим общением, потом оставляли наедине. В общей сложности в Екатеринбурге мы пробыли два дня и, видимо, так понравились сотрудникам учреждения, что уже на третий день они разрешили нам забрать мальчика домой. Обычно на это [знакомство, общение и принятие решения] уходит 10 дней.

Дом

У Вани (имя изменено по просьбе героини) была сложная семья: мать воспитывала его до года, а потом просто “не потянула” финансово и отказалась от мальчика. Мы забрали его в раннем возрасте, когда психика у детей довольно подвижная. Плюс, в доме малютки он пробыл всего 4-5 месяцев, поэтому травмы депривации и сложностей с адаптацией у мальчика практически не было.

Поначалу, конечно, Ваня даже звуков никаких не издавал, просто молча делал, что ему говорят. Мог заплакать, если что-то не нравилось, но это все. Полноценно мальчик заговорил в 2,5 года, поэтому первый год стал для него годом тактильности: если он хотел что-то выразить, то приходил и обнимался или руку брал.

Судя по всему, Ваня и у своей матери и в доме малютки в основном сидел взаперти. Потому что каждый выход на улицу был для  него удивлением. Деревья, березки, собаки, люди, снег, цветочки. Такая беспримесная радость человека, который открывает для себя целый мир.

Я же первые месяцы большую часть времени находилась в ступоре. То есть я понимала, что памперс меняется вот так, кормить надо вот этим, что с ребенком надо разговаривать. Кроме этого, в доме малютки нам выдали специальную бумажку, где был расписан весь распорядок, к которому Ваня привык. Но все равно было некое оцепенение.

А потом мы как-то поехали с ним вдвоем в деревню к моим родителям на две недели. И когда он ночью начал выползать из своей кровати и приходить спать ко мне, я почувствовала, что все – адаптация закончилась.

Муж много работал, поэтому в основном проводил время с сыном по выходным. Они вместе гуляли и когда возвращались, муж всегда говорил: “Я чувствую себя настолько наполненным. Вот оно, ради чего я всю жизнь жил”.

Жизнь сейчас

Сейчас мальчику восемь лет и наша история — это, конечно, магия усыновления. Он настолько на нас похож – и мимикой, и внешне, и по поведению, и по характеру. Кто не знает, что он приемный ребенок, никогда не догадается. У нас даже в школе приемных родителей было такое упражнение – выписать на листок черты, которые мы бы хотели видеть в своем ребенке. Через пару лет, как у нас появился Ваня, я нашла этот список. И в нем совпало все до каждого слова.

В ШПР нам очень много говорили о кризисах, которые проходят семьи, когда ребенок появляется. Бывают даже очень жесткие. Но у нас, по сути, никаких крупных кризисов [связанных с сиротским опытом Вани] не было. Да, как и у любого ребенка, были возрастные кризисы и все. Плюс, у его есть синдром дефицита внимания (СДВГ), гиперактивность и взрывной характер, такой же как у меня и у папы – коктейльчик так себе. Но тем не менее, все преодолимо.

Мы очень долго дискутировали с мужем о том, стоит ли говорить Ване, что он приемный. В ШПР нам говорили, что однозначно нужно. Но потом мы пообщались со многими детскими психологами, и 70% из них сказали, что не надо. Что если есть уверенность, что кровная мать не появится, то лучше не говорить. Тем более, они наблюдали самого Ваню и видели, какой он гиперчувствительный и как это может на него повлиять. Я не агитирую ни за тот, ни за другой вариант – считаю, что каждая семья должна решать сама, каким им лучше.

Мы говорили с Ваней, что дети появляются по-разному. Он знает, что есть дети, которых мама родила, есть дети, которых взяли из детского дома. Но конкретно его история рождения не поднималась и я не думаю, что буду поднимать. У него вопросов нет.

Я твердо уверена, что наши дети приходят к нам любым путем, если мы этого хотим. Как бы это ни произошло, это все равно твой ребенок. Говорят, мол, как ты будешь любить ребенка, если он приемный. А очень просто. Он появляется в момент, когда ты к этому готов, и у тебя вопроса любить или нет не встает. Ты просто его любишь. С детьми постарше, я подозреваю, проблем может быть побольше. Но это вопрос любви и бояться ничего не надо. Если ты готов к этому, твой ребенок тебя найдет.